Штаб защиты русских школ, официальный сайт
Штаб защиты русских школ, официальный сайтХотя политтехнологи, по идее, люди неприметные, Юрию Петропавловскому все чаще приходится «засвечиваться» в роли активиста ЗаПЧЕЛ. Причем политика — лишь одна из составляющих «серого кардинала» объединения — его так частенько называют одни, а другие — человеком, который помогает спортсменам, практикующим восточные единоборства, а также продюсером русских рок–музыкантов. В первые дни нового года корреспонденты «Вести Сегодня» встретились с известной персоной. Пора наших читателей поближе познакомить с Петропавловским, вдобавок очень многие факты его биографии раньше оставались за кадром. «Я не лоялен к этому правительству!» — В чем заключается роль политтехнолога в ЗаПЧЕЛ? — Ну, я еще и член объединенного правления ЗаПЧЕЛ, в которую формально входят две партии — «Равноправие» и BITE, но реально их руководящие структуры работают сообща. И я ведь внештатный политтехнолог. Я не наемник, а доброволец.Сама по себе политтехнология предполагает умение в команде спланировать стратегию и оперативно реализовать тактические задания партии. И с прессой надо уметь работать, ведь ЗаПЧЕЛ — это не объединение богатеньких буратино, которые могут прийти в любой рекламный отдел и купить полосу в газете. Следовательно, необходимо делать все, чтобы в стране были события — и не высосанные из пальца. Причем в процессе всегда две стороны: изменение реальной ситуации и медийной. Помимо этого, надо осуществлять связь между конкурирующими, но потенциально сотрудничающими организациями. Пример — наше объединение, Штаб защиты русских школ и ЛАШОР. Штаб — не филиал ЗаПЧЕЛ, но у нас общая цель. И во время совместной деятельности одна структура в некотором смысле выпала: после 4 сентября, встречи политиков с избирателями возле памятника Райнису, ЛАШОР со своим консультационно–экспертным подходом к отношениям с противником. — То есть как «выпала»? — Для меня как для политтехнолога важно и предельно ясно: если мы хотим добиться результата, а не процесса, то надо очень четко определять, что является целью штаба. ЛАШОР — это отраслевая организация, штаб — целевая. Здесь разница: отраслевая действует по законам Паркинсона — однажды возникнув, стремится к максимальному расширению в сфере своей деятельности и вечному существованию. Целевая же ставит достижимую в реальные сроки цель и стремится к ее достижению, а потом — самоликвидации. То есть штаб, достигнув цели — защитив русские школы, будет распущен. Хотя те же люди смогут заняться другими проблемами, например, борьбой за нулевой вариант гражданства или за присвоение русскому языку статуса второго официального. Необходимо своевременно выявить проблему, а потом сформулировать ее коллегам и обществу, чтобы все векторы сложились в один. Политтехнолог обязан быть не только аналитиком, но и планировщиком и продюсером оперативных событий. Поэтому я никогда не пишу проекты — не трачу времени на бумаготворчество, все они находятся у меня в голове, в режиме он–лайн. — Почему вас называют «серым кардиналом» ЗаПЧЕЛ? — Как меня только не называют! Но власть, построенная на деньгах, здесь ни при чем. Я пришел в ЗаПЧЕЛ, когда объединение только появилось и у него вообще не было денег. Тогда даже не шло речи о какой–то платной должности. И теперь много финансовых трудностей, соответственно, я не намерен получать штатное место. Наше объединение никогда не ставило целью получение денег. Мы ничего не выносим из политики, мы в нее вкладываем. Политика для нас средство достижения целей, но не финансов, а последнее, кстати, относится к тем, кто от нас ушел во время раскола.Действительно же политтехнолог — это человек, который стоит за сценой, но я все чаще вынужден выступать в роли действующего политика. Приходится играть на политической сцене, хотя это и не мой формат. — Ну вот, теперь «высветился» еще один нелояльный к государству политик. Ведь именно так вас однажды назвала главная интегрантка страны Эйжения Алдермане. — Я не намерен быть лояльным к правительству Репше или этому Сейму. Натурализатор г–жа Алдермане со мной больше не здоровается. Это ведь с подачи Алдермане началась кампания наезда на учителей–неграждан, после всяких фраз в парламенте а–ля «бог знает, чему учат эти учителя, нелояльные к государству». Я ей сочувствую, поскольку эта дама пытается убедить себя и многих других в том, что большинство русских в Латвии уже ассимилированы, — а это ерунда. И когда она говорит: «даже совершенное знание латышского языка еще не означает лояльность», во многом это относится и ко мне, я ведь с Алдермане и прочими интеграторами достаточно часто встречаюсь на разных дебатах. Латвия — это моя страна, а Репше и его правительство — чужое. Депутаты приходят и уходят, Латвия остается, и, даст Бог, она не растворится в Евросоюзе — котле, где переваривается не только сахар, но и кости. — Вам нравится вся эта политика, которая, как известно, дело грязное? — Почему же грязное? В начале 90–х я работал в топливном бизнесе, поэтому есть с чем сравнивать. Любое дело может быть грязным или чистым, в зависимости от того, какие люди им занимаются. Политика — это, скорее, беспощадное дело. Очень жесткая игра, в которой победитель получает много или все, а проигравший — мало или ничего. И мне такие игры по душе. Кто–то играет в политику, точно в шахматы, другой — словно торгует бубликами, а для меня — это бой на ринге. И еще: политика для меня — это гитарная партитура. Правильно сыгранная мелодия или точный удар — это драйв, это азарт, который мне придает силы. «Бить, так бить!» — Вы не только политик, но еще и спортсмен, точнее — помогаете людям, практикующим восточные единоборства. Зачем вам это? — Восточные единоборства — это бескомпромиссные виды спорта, которые мне близки. Мне приятно помогать людям, полностью отдающим себя спорту. В карате, кикбоксинге и других бойцовских видах спорта я особенно чувствую жизнь и волю к победе. Если вы вспомните, в каком положении были единоборства еще три года назад, и посмотрите на сегодняшнюю ситуацию, то все поймете. Отрадно, что становление прошло не без моего участия. — Тогда перечислите победы. — Уже довольно давно я поддерживаю фонд Taisniba, поскольку Саулюс Шейкис и Василий Флейшер привлекают в спорт огромное количество ребят, которые без них могли бы оказаться в подворотнях и употреблять наркотики. В Латвийской кик–тай– бокс академии я являюсь еще и вице–президентом: вижу за ее президентом Юрием Васильевым очень большое будущее. К тому же я могу найти необходимые финансы, многие спонсоры готовы под меня давать деньги. Теперешние политики кричат: победы хоккеистов и футболистов популяризируют образ Латвии. Только вот они забывают, что бойцовские виды спорта это делают уже очень давно: наша страна маленькая, но по части кикбоксинга и карате мы входим в число лидеров на мировом ринге. И, будем называть вещи своими именами, здесь единоборствами занимаются преимущественно русские, поэтому отношение со стороны государства к этим видам спорта более чем прохладное. Значит, у меня есть еще больший стимул помогать! — Сами–то спортом давно занимаетесь? — Еще в школе занимался самбо. Я учился в двухпоточной художественной школе имени Розенталя, где хорошенько узнал цену пролетарскому интернационализму. В нашем классе училось 12 человек, из них четверо — мальчишки. И до 9–го класса у нас было две возможности: выходить из школы на улицу Меркеля (теперь — бульвар Калпака) и расходиться по домам спокойно, либо идти через двор Академии художеств ЛССР, где нас поджидали. Нас били трое на одного, причем всех — и девчонок тоже! А потом, когда весь наш класс пошел в секцию самбо, в школе наступили тишь и покой.В 1978 году я создал клуб карате в Академии художеств: нашел Олега Онопченко, пробил зал, что было довольно проблематично, поскольку существовало сильное недоверие к восточным единоборствам. Потом мы все перешли в «Динамо» при МВД, а уже позже, во время службы в армии, я продолжал заниматься в СКА. «Попсе помогать — пошлость» — Третья составляющая Петропавловского — музыка. Признаюсь, не часто встречал политиков, которые любят рок, тем более продюсируют местные группы. — Я предпочитаю тяжелую и хорошо сделанную музыку: любимый композитор — Бах, а любимая группа — Pink Floуd. Вот и поддерживаю некоммерческую музыку — не попсу. Вкладываться же в Машу Наумову или «А–Европу» — дешево и пошло, они и так проживут. Я помогаю тем, кто в этом нуждается. Я сейчас хочу вывести две–три русские рок–группы на европейский и российский уровень. Например, гранджевая команда «Гравис», которую я раскручиваю не один год, получила предложения выступить в российских клубах на день рождения Курта Кобейна. А «Аркаим», очень интересная симфо–рок–команда из Лиепаи, уже абсолютно готова к выходу в Европу. Есть драйв в том, чтобы помогать русским командам из Латвии выходить на мировую сцену. Хотя кого попало я раскручивать не намерен.Я был рад помочь привезти в Ригу и российские культовые группы — «Алису» и «АукцЫон». Потом на «Кипсале» помог провести фестиваль «Бочка»: было здорово, что в один день в Риге выступили «Чай–Ф», «Сплин», «Пикник» и «Танцы минус». Это достойный уровень. — Но ведь, помимо рокеров, в этой стране зачастую остаются за кадром вообще русские музыканты. — Так я и не только рок поддерживаю. К примеру, помог Евгении Лисициной. Признаюсь, когда ко мне обратилась лучшая органистка страны с просьбой помочь, я сперва опешил, поскольку думал, что потребуются десятки тысяч латов, но надо было чуть–чуть. А ведь ей отказали очень многие. В нормальной стране такие мастера, как Евгения, котируются на уровне национального достояния! Или же: наша фракция поддержала недавний фестиваль русского романса, организаторы которого почти отчаялись найти средства. И именно потому, что эта музыка в Латвии непопулярна, я в нее вкладываюсь. — Отлично! Спасибо за интервью. Интервью брал Игорь Мейден