Штаб защиты русских школ, официальный сайт
Штаб защиты русских школ, официальный сайт Изумительно честное и точное выступление Дзинтры Хирши (см. «Час» от 5 февраля) окончательно объясняет, почему латыши так жестко настаивают на реализации школьной реформы, которая вроде бы их самих никак не касается. Проблема языка обучения русских детишек затрагивает важнейшие жизненные интересы нации.Правда волкаЕсть такая страна Венгрия, в которой живут почти исключительно венгры. Говорят на своем, никому не понятном, языке, общаются только между собой и не знают никаких национальных проблем. А еще есть Норвегия, Словения, Греция, Португалия: подавляющее большинство европейских стран — это мононациональные государства. Согласитесь, что жить в таком мире куда уютнее, чем в какой-нибудь Бельгии, где постоянно надо считаться с людьми, говорящими на чужом языке и ревниво защищающими его. А почему латышам должно быть хуже, чем венграм? Они выстрадали свою независимость, их культура не менее самобытна. И любой латыш, мечтающий о счастливом будущем своих детей, хотел бы, чтобы они росли в этнически гомогенной среде. К такой среде можно двигаться двумя путями. Первый — грубый и насильственный — предлагает Айвар Гарда: посадить инородцев в телячьи вагоны и отправить к черту на кулички. Второй — мягкий и внешне цивилизованный, его поддерживает практически вся национальная элита, а г-жа Хирша четко сформулировала: законодательно закрепить доминирование латышского языка, на властные должности назначать только латышей, школы перевести на латышский. Первые два пункта выполнены давно, сейчас подошла очередь последнего. В течение лет десяти школу сделают окончательно латышской, из-за демографического кризиса учителей надо будет меньше, и наших Мариванны вытеснят «сколотаяс кундзес». Маленький Вовочка уже в семь лет услышит государственный язык и поймет, кто в этой стране хозяин. Еще одно-два поколения — и мы получим Латвию, идеально похожую на Венгрию, — только у многих латышей будут русские фамилии. И латыши абсолютно правы, так же как прав волк, задирающий теленка. Он не убийца — он хочет, чтобы его волчата росли здоровыми и питались калорийной белковой пищей. Конфликт как нормаНо есть правда волка — и правда теленка, который тоже хочет жить. Поэтому стадо на пастбище во время нападения серых хищников сплачивается вокруг своих телят, и кое-кого из волков удается забодать или затоптать, а остальные плетутся в логово зализывать раны и размышляют, не лучше ли перейти на питание зайцами и мышами. Человек — тоже животное, пусть и высшее. Если мы цивилизованны, то умеем решать конфликты на словах, не пуская в ход клыки, рога и копыта. Но это не значит, что у нас не должно быть споров. Когда на небольшой территории живут две общины, то конфликт между ними неизбежен. Из этой простой истины следуют очень важные для нас с вами следствия. С социалистических времен мы унаследовали утопическую картину: якобы существует отдельно добрый, но обманутый народ и захватившие хитростью власть злобные буржуины. Поэтому стоит только до этого народа достучаться, он сразу все поймет и встанет плечом к плечу с нами. Это бред: и дворник, и министр в равной степени желают лучшего будущего своим детям, и поэтому в национальных вопросах община всегда едина, как и мы едины в отрицании школьной реформы — от того же дворника до миллионера. Поэтому уговаривать латышей, пытаться предлагать им какие-то никого не устраивающие компромиссы — значит, попросту не уважать ни себя, ни их. Вот сегодня, когда наши замечательные школьники показали, что не шутят, появилась почва для переговоров: латышская сторона поняла или вот-вот поймет, что продолжение волнений может нанести ей неприемлемый ущерб. И очень обидно, что мы долгие годы потеряли на бесцельное нытье и столь многое за это время отдали. Где дорога на Берлин?Лозунг «Русские школы — наш Сталинград» оказался очень точным. Ситуация критическая: осуществится реформа — ассимиляцию очень трудно будет остановить. Зато если власть пойдет на уступки, то можно развить наступление и добиться очень многого — как после исторической Сталинградской битвы наши быстро добежали до Курска и Харькова. Тогда в воронежских степях появились первые указатели — до Берлина столько-то километров. Но вот закавыка: мы с вами и не знаем, где находится наш Берлин. В русскоязычной общине нет дискуссии, какой бы мы хотели видеть Латвию, будь наша воля. Латыши проводят стратегически грамотную политику: наметили программу-максимум — ту самую Венгрию — и упорно движутся к ней, отступая ненадолго, если встречают сопротивление. Они ведут себя так, как будто нас здесь нет. А мы даже не задумываемся, как хотели бы жить, если бы нам никто не мешал. Может, как в Татарстане, — воссоединиться с Россией, оставив для латышей автономию? Или в Приднестровье — в формально едином государстве создать собственную власть? Думаю, что предпочтительнее для большинства будет бельгийская модель: двухобщинное государство со скрупулезно выдержанным равноправием обеих общин. Возможны любые другие варианты, и это надо начать обсуждать. Пока население не решило, чего оно хочет в идеале, и политики не знают, к чему стремиться, на какие компромиссы следует соглашаться. Главное, не бояться спрашивать самих себя: а чего мы действительно хотим?