Штаб защиты русских школ, официальный сайт
Штаб защиты русских школ, официальный сайтНезависимо от того, какое решение вынесет Конституционный суд по делу о реформе русских школ, одно очень важное достижение процесса уже состоялось. Благодаря ему русские проблемы прорвались наконец на территорию латышских СМИ. И произошло это благодаря честной и объективной позиции нескольких независимых экспертов, к удивлению многих вставших в противовес политической позиции чиновников на сторону логики и здравого смысла. Один из этих людей — наш сегодняшний собеседник профессор Лео Дрибинс.Затаив дыхание, весь зал, включая судей, слушал его захватывающую речь об успешном и неуспешном решении этнических проблем в Европе, по окончании которой даже представитель сейма развел руками — нет вопросов. Таким образом, хотя реформа рассматривалась в строго юридической плоскости, Лео Дрибинс предупредил судей, что она тесно связана с внутриполитической стабильностью не только нашего государства, но и всего континента. И пожелал суду принять честное решение.— Господин Дрибинс, раз уж сама Европа до сих пор не достигла особых успехов в решении проблем нацменьшинств, непонятно, на кого равняться Латвии, тем более с учетом ее специфики.— Равняться надо на здравый смысл — это самое правильное. Конечно, в Европе меньшинства — это, как правило, исторические группы, которые сотни, а то и тысячи лет живут на своих территориях, иные сформировались там до прихода нынешних большинств. То есть они коренные жители.Вторая группа — приграничные меньшинства, которые образуются при перемене границ. Тогда люди из состояния основной нации перемещаются в состояние меньшинства. Например, финско–торнедальское на севере Швеции, датчане на севере Германии.Попытка ПАСЕ в 93–м году создать единый стандарт в этой области успехом не увенчалась, выработанное определение нацменьшинств не получило всеобщего одобрения. Например, Франция заявила, что граждане никак не могут принадлежать к меньшинствам, раз гражданин — значит, француз. Германия, напротив, соглашалась считать меньшинствами только своих граждан, принадлежащих к разным этническим группам. В результате решили обойтись без определения и отдали формулировку на откуп каждому государству.— То есть даже за сотни лет совместного существования межэтнические отношения налаживаются сложно?— Сложно практически во всех странах. Часто эта проблема лежит скорее в плоскости «меньшинство — государство» и имеет, на мой взгляд, экономическую базу. Потому что национальные области требуют себе больше финансовых средств и больше прав в их распределении.Например, шотландцы настаивают на большем проценте с нефти в свою пользу, которая добывается в Северном море, баски добиваются большего участия в экономике своей области, которая богата полезными ископаемыми. А в Северной Ирландии спорят потомки коренных жителей, разногласия которых часто уходят корнями в давнюю историю и базируются на разных ее интерпретациях.— Прямо как у нас.— Не совсем, но известное сходство есть, и это меня беспокоит. Каждому изучать только свою историю — не выход, поскольку ее интерпретации бывают разными. Нам нужно привести свое понимание к общему человеческому знаменателю, а это возможно только в том случае, если и русские, и латыши научатся критически смотреть каждый на свою историю.— Насколько важен вопрос образования в решении проблем нацменьшинств?— Его вполне можно считать показателем толерантности государства. Например, во многих странах разделение школ по этническому признаку считается дискриминацией, а в Восточной Европе, наоборот, на многих территориях дети меньшинств учатся на родном языке. Терпимость властей в этом вопросе приносит свои плоды — так, венгры, получив право на свои вузы в Румынии, уже устраивают там лекции на трех языках.А Македония, как известно, пришла к «толерантности» через войну — националисты у власти попробовали закрыть средние школы на албанском языке, хотя албанцы там проживают уже 700 лет. И хотя большинство русских проживает в Латвии всего 50 лет, нельзя реформировать их школы без их участия. Чиновники не способны решить эти вопросы, их действия могут привести даже к новому обострению, широкая общественность должна быть вовлечена в дискуссию, и качество образования наравне со знанием госязыка русским детям должно быть гарантировано. Кстати, в этом смысле многие латыши понимают беспокойство русских, и среди них, я уверен, есть и те, кто занимает кресла судей Конституционного суда, но им придется учитывать интересы обеих сторон — государства и меньшинств.— А почему эти стороны обязательно должны находиться в противостоянии?– К этому вынуждает конкуренция — там, где несколько разных этносов, всегда возникают разные интересы, ведь каждая община в первую очередь хочет добиться для себя больших средств и возможностей. Поэтому выскажу крамольную мысль: некоторые противоречия у нас останутся навсегда, но их нужно и можно довести до минимума, чтобы они не мешали нормальной жизни. Создать абсолютное единство в противоречивом обществе можно только диктатурой, а демократическим путем можно смягчить разногласия, добиться единства в основных вопросах.Тем более что печальный опыт ущемления меньшинств у Латвии уже есть. С 20–го по 34–й год здесь, конечно, были противоречия, но через них вполне успешно достигалось равновесие. В Европе тогда нашу страну даже считали лабораторией этнополитики. К. Улманис, сузив права меньшинств, добился соответствующей реакции: среди восторженно встречающих Красную армию в 40–м году было немало ущемленных в правах русских, евреев, белорусов…— Да, не учится государство даже на своих ошибках.— Это не ошибки современного государства. По счастью, сегодня перед Латвией ни с какой стороны не стоит угроза оккупации и люди могут свободно выражать свое мнение. Противоречия — это нормально, только нельзя допустить, чтобы они привели к окончательному расколу общества и насильственной конфронтации. И выход я вижу в ратификации Конвенции о защите прав нацменьшинств, естественно, с ее последующим соблюдением. Иначе это будет дезориентация. Которая, впрочем, недопустима, ведь соответственно международному праву государство, подписавшее такой документ, не может издавать указы, ему противоречащие.— Даже если ратифицируем конвенцию, так ведь признаем меньшинством разве что десятую его часть, и проблема останется на месте.— Я считаю правильным понятие меньшинства распространить только на граждан, но все социокультурные права (кроме политических) распространить на всех людей, в том числе и на неграждан. А вообще мой совет русским: натурализуйтесь! И не надо бояться новых требований. Даже если сейм и примет требование о лояльности, то ему надо будет дать понятное для демократической Европы разъяснение.— А что, в Европе есть нормы, обязывающие к лояльности?— Они определяют принципы, на которых лояльность базируется. Это признание конституционных законов (заметьте: не всех и каждого), независимости государства, его границ, госязыка, отвержение всякой ксенофобии… А участие в мирных акциях протеста, например, — это демократические права, которые не противоречат лояльности. И вообще не имеют к ней отношения. Другое дело, если на таких акциях появляются антилояльные лозунги.— Откуда, по–вашему, началась перекошенность наших отношений?— Это логика изменений ситуации после крушения СССР. В которую русские долго не верили, прошлое держало их в руках. Теперь они заметно больше ориентируются на настоящее и будущее, чем на прошлое. У латышей тоже опыт демократии был совсем небольшим, поэтому они взялись строить государство, озираясь на практику авторитарного строя, и его методами, популярными у населения. Но сейчас демократия все больше людей втягивает в свою орбиту, и все мы меняемся.— И что мы должны строить с учетом нашего прошлого?— Нам нужно стремиться к такой форме национального общества, как политическая нация, которая сцементирована сознанием своей общности с государством и интересами его развития. Французской модели у нас не будет — это точно. Потому что у нас нет столь мощного магнита, как французская культура, которая притягивает всех жителей. Поэтому там между людьми больше симпатии, чем антипатии. У нас иная реальность — двухобщинная, и не нужно ее бояться. Две общности в сфере культуры не представляют для государства никакой опасности, другое дело, когда они формируются политически, каждая со своими партиями, целями, взглядами на развитие государства. Тогда плохо. Латыши никогда не сдадут позицию национального государства.— И русские не уедут.–Да, значит, это государство должно быть демократическим и способствовать многокультурности. А требовать государственной мононациональности — значит ничего не достичь. Да, латышский язык должен быть общим, официальным языком управления. Но в общественных отношениях надо уважать и другие языки. Я не поддерживаю принцип интеграции на основе одного, латышского, языка. Как и призывы к русским интегрироваться в латышскую культуру. Это пахнет ассимиляцией. Добровольно — другое дело. Но как направление политики такая идея является антиевропейской. Мы же должны войти в Европу не только территориально и экономически, но и духовно. Иначе останемся там, где были.