Штаб защиты русских школ, официальный сайт
Штаб защиты русских школ, официальный сайтУчителя, учащиеся и эксперты дискутируют о принятии решений в сфере образования и об опыте реформы образования в школах национальных меньшинств на дискуссии, организованной PROVIDUS.Дискуссию ведет Гирт Салмгриезис, Radio SWHГирт Салмгриезис: Если вспомнить время перед началом реформы, было много разных мнений, митинги на улицах. Сейчас реформа внедряется, но остались без ответа вопросы: в какой мере было выслушано общество и школы, какие ошибки допущены, как следует принимать решения впредь. Каков был ваш опыт осуществления реформы — была ли возможность участвовать в дискуссиях, и было ли ваше мнение услышано? Это вопрос не только к представителям школ национальных меньшинств, но и к работникам латышских школ, ведь, думаю, и им в ходе этой дискуссии было что сказать.Дзинтарс Абикис, депутат Сейма, член Комиссии по образованию, культуре и науке: Я был свидетелем всех перемен в системе нашего государственного образования. Мы следовали Гаагским рекомендациям: чем меньше ребенок, тем больше он должен учиться на родном языке, а чем ближе к окончанию школы — тем больше на государственном языке. Чтобы быть конкурентоспособным на рынке труда, молодой человек должен быть способен получать дальнейшее образование на государственном языке. К сожалению, в начале 90-х годов многие выпускники школ национальных меньшинств на первых курсах недостаточно владели латышским языком, хотя они изучали латышский как учебный предмет. В августе 1995 года было принято требование хотя бы два предмета в основной школе и хотя бы три в средней преподавать на латышском языке. Общество отнеслось к новшеству с пониманием, ибо учебные предметы можно было выбирать. У школ не было проблем с учителями, которые владели двумя языками. Но нескольких предметов на латышском языке оказалось мало. В результате в октябре 1998 года был взят курс на 2004 год и принят новый Закон об образовании, в котором сначала говорилось, что в средней школе все предметы должны преподаваться на латышском языке. Я и мои коллеги понимали, что эта идея нереальна.Г. Салмгриезис: Достаточно ли много людей участвовало в дискуссии на тот момент, и было ли выслушано их мнение? Д. Абикис: В школах проводились различные опросы. После это в Закон об образовании было внесено слово «только», что вызвало недоумение у специалистов в области образования. Перевести средние школы на обучение «только» на латышском языке было нереально. Уже через несколько месяцев Сейм изъял из закона «только» и принял Закон о всеобщем образовании, где было сказано, что Министерство образования (МОН) определяет количество предметов на латышском и на родном языке. Слово «только» осталось формально на бумаге. То, что сегодня в средних школах дети изучают больше предметов на латышском, трудно назвать реформой. Это постепенные изменения. Как показывает анализ, проведенный инспекцией по образованию, проблемы школ вполне решаемы. Непрофессионализм учителей — вот что создает проблемы, а большинство учащихся приняли реформу.Виктор Глухов, учитель математики Рижской 40-й средней школы: Странно, что господин Абикис ссылается на Гаагские рекомендации. Я их читал, и там рекомендовано в школах национальных меньшинств не ограничивать преподавание на родном языке. Г-н Абикис заметил, что у школ не было проблем преподавать два, три предмета на латышском языке. Но как тогда объяснить, почему нелатышского учителя географии с высшим образованием по этому предмету меняют на латышского учителя без высшего образования по географии? Г-н Абикис упомянул и о том, что выпускникам нелатышских школ трудно учиться на латышском языке. Трудности в вузе связаны не с языком, а с конкретными предметом.Мой опыт реформы был таким: я понял, что власти относятся ко мне, гражданину этой страны, как к пустому месту. Мое мнение никого не интересует. Если какие-то политические силы хотят, чтобы языком обучения в русских школах стал латышский, они добьются этого всеми возможными методами, не спрашивая тех, кто там работает и учится.Татьяна Лигута, президент Латвийской ассоциации преподавателей русского языка и литературы (ЛАПРЯЛ): У меня была возможность высказаться, потому что я этого хотела, и мои коллеги делегировали мне такое право. В 2003 году протестующие вышли на улицы, но все, очень цивилизованно и мирно, началось еще в 1996 году, когда реформа еще только планировалась. Мой опыт был таким, что мы пытались вступить в диалог с государством, писали предложения, были попытки обсудить эти предложения в Сейме, комиссиях. ЛАПРЯЛ вместе с Латвийским обществом русской культуры в 1996 году разработала альтернативную концепцию. В то время мне позвонили из МОН и сказали: «Мы собираемся обсудить вашу концепцию, если вас это интересует — можете прийти». Вот и все.А теперь о процессе реформы. В нем были допущены ошибки. Во-первых, не было анализа ситуации. Прежде чем осуществлять реформу, надо было сформулировать, что до сих пор делалось неправильно, чего мы хотели бы достичь. Может быть, в правительстве или министерстве что-то анализировали, но обществу об этом ничего не было известно. Второй недостаток: школам не сказали, почему надо переходить на преподавание на латышском языке, ибо у общества для такого перехода не было единой цели. Если мы не знаем, чего хотим достигнуть, ничего достигнуть невозможно. Третья ошибка — не хватало контакта со школами, школьниками и их родителям, а также СМИ. Было впечатление, что меньшинства не только не хотели включиться в эти процессы, но и боялись этого. Не было доверия, поскольку не было известно, что будет, если меньшинства включатся в них. В комиссиях, как правило, национальные меньшинства представлял один человек. В конце концов, не слишком ли высокую цену мы платим за такую нужную и хорошую вещь, как знание латышское языка? Теперь мы платим за это недоверием общества, ростом нелояльности и спроса на второй государственный язык.Рута Марьяш, бывший депутат Сейма: Принятие Закона об образовании осенью 1998 года стало последним аккордом моей деятельности в Сейме. Между тем, что видит г-н Абикис, оглядываясь в прошлое, и тем, что вижу я, есть разница. Мне бы очень хотелось, чтобы те молодые педагоги, которые сегодня говорят от имени русского общества, попытались понять психологическую мотивацию, какая тогда была в Сейме. В 90-е годы латыши связывали массовое использование русского языка в стране с советским прошлым. Разумеется, правы те, кто упрекает, что в 1998 году, когда принимался Закон об образовании, мы не учитывали мнение всего общество, не проводили опросов и не вели диалога. Я помню, с каким трудом в те годы директор Елгавской средней школы Томашунс пробил 9-ю статью, где вообще говорилось о школах национальных меньшинств. Такова была объективная ситуация. За эти 14 лет национализм исчерпал свои резервы позитивного влияния. Когда я сегодня вижу, как депутаты Сейма фотографируются с девушками Гарды, мне уже не хочется использовать свой заслуженный пожизненный пропуск в Сейм. И Штабу я бы хотела сказать: вы укрепляетеГарду. Нельзя применять силовые приемы. Это ведет в тупик.Мало говорят о методологии. Ищите возможности, обсуждайте этот вопрос в школах, с учителями. (…) Я рада, что начался настоящий диалог, и я призываю присутствующих здесь его продолжать и пытаться направить на методологию.Александра Малашенок, ученица 40-й средней школы: Я могу напомнить рекомендации, которые высказал нашему государству комиссар по правам человека Хиль-Роблес. Они не выполняются примерно на 90%. Для русских школ не готовят учителей, чтобы преподавать на русском языке даже эти 40%, которые разрешены. В Европейском парламенте (ЕП) удивляются тому, что частные школы в Латвии финансируются по языковому принципу — латышские частные школы государственный бюджет финансирует, а меньшинственные — нет. Вот в чем наша проблема, а не в том, что дети не хотят знать латышский язык. Мы понимаем, что знание этого языка — большой плюс, и он нужен, если мы хотим жить в этой стране.Если говорить о диалоге, несколько недель назад мы побывали в Страсбурге, где заседают депутаты ЕП г-жа Вайдере и г-н Крастс. Они начали с того, что в Латвии уникальная ситуация, русские оккупировали Латвию и т.д. Но мы — русскоязычная молодежь — не оккупировали это государство. Мы здесь родились и не хотим говорить о том, что было 50, 100 лет назад. Мы хотим говорить о качестве образования, которое получаем, и о том, как все мы вместе в этом государстве будем жить. Я и мои латышские и русские друзья здесь родились и вместе учимся, и не надо нас грубо разделять.Леонид Денейко, ученик Рижской 49-й средней школы: Я учился в Гаркалнской основной школе, где обучение велось билингвально, а сейчас я учусь в латышской школе. Начальная школа была у меня на русском языке, и я согласен с тем, что сначала ребенок должен учиться на родном, и только потом на латышском языке. Если говорить о реформе, то я не участвовал ни в каких акциях, поскольку для меня это не главное. Я не могу сказать, поддерживаю эту реформу или нет, у нее есть много плюсов и минусов. Поэтому на вопрос о реформе обычно отвечаю, что я — за мир в Латвии.Владимир Литвинский, заместитель директора Рижской 40-й средней школы: Я отец школьника, который сейчас учится в 10-м классе. Во-первых, я хорошо понимаю ситуацию, которая сложилась в составе того Сейма, который принимал закон. Я понимаю: то, что произошло с Латвией в 1940 году, забыть невозможно, по крайней мер, до тех пор, пока живы люди, пережившие это. Но я не могу понять, почему решение Сейма наказывает не тех, кто в 1940 году так поступил с Латвией, а их потомков, детей, которые не имеют никакого отношения к этим событиям? Решения принимались на основе эмоций. Да, в Латвии есть такие регионы, как Даугавпилс, многие районы в Риге, где большинство жителей говорят по-русски. Да, в советской Латвии латышский язык вытеснялся из всех сфер.Но, на мой взгляд, если человека избрали в Сейм, он должен учиться государственной мудрости. Многие дети из нашей школы уезжают учиться на Запад. Я вижу, что эти страны разработали правила о том, как приезжие могут выучить язык, на котором хотят учиться. Например, если вы хотите учиться в Англии, вы должны сдать определенные экзамены. Существует несколько градаций, и в зависимости от уровня знания языка, вы имеете право получать конкретные специальности. В Латвии надо было создать похожую систему градации. Она же до сих пор не разработана, хотя страна вступила в ЕС, и теоретически на наших факультетах могут учиться люди из других стран. Они должны будут изучать латышский язык, и возникает вопрос: на каком уровне они должны освоить латышский? С этого надо было начинать реформу в школах национальных меньшинств: если бы были известны критерии, педагоги разработали бы конкретные программы, как подготовить школьников к вступительным экзаменам в вузах.Г. Салмгриезис: Теперь попытаемся мыслить конструктивно и делать конкретные предложения о том, как в дальнейшем и школы национальных меньшинств, и латышские школы могли бы участвовать в дискуссиях по вопросам образования. Чего вы ждете от сотрудничества с Министерством образования и науки, с директорами и учителями своей и других школ?Елена Матьякубова, департамент Рижской думы по делам образования, молодежи и спорта: Я считаю, что сейчас главное — перейти из политической среды в профессиональную. Нельзя сказать, что в школах все хорошо. О том, что «все нормально», говорили еще в 1996 году, хотя это было не так. Чтобы объективно судить о происходящем, надо больше доверять профессионалам. Нужно, чтобы те, кто принимает решения, на таких дискуссиях были вместе с нами.Т. Лигута: С помощью одних только опросов нельзя многого достичь и решить проблему в целом. Политики эту проблему создали, и они ее теперь должны решать. Надо развивать сотрудничество не только между школами, но между всеми уровнями. Иначе получится, как с проектом Фонда Сороса — Латвия «Открытая школа». Они честно работали ради укрепления билингвизма в школах, но оказалось, что у политиков совсем другая цель. Может быть, это звучит утопично, но требуется смена политического отношения. Сотрудничество должно вестись на основе единых ценностей, и со стороны государства нужен шаг навстречу.Каспар Залитис, Европейская молодежная сеть сотрудничества в области прав человек: Последствия митингов и отношения политиков мы видим сейчас, когда есть латышские НГО, где мы найдем не много молодежи, и русские НГО, где будет не много латышских юношей и девушек. Я предлагаю наладить тесное сотрудничество между школами, между молодежными НГО. Мы можем долго и подробно говорить об учителях, но будущие учителя — это сегодняшняя молодежь, и если останется та же враждебность, которая есть сейчас во многих юношах и девушках, если она сохранится еще 10 лет, о том же самом можно будет говорить и через 20 лет.Нина Лабада, директор Рижской 88-й средней школы: Подумайте, сколько министров сменилось за это время! С каждым новым министром приходит новая политика. Ни один из них не продолжает того, что начал предыдущий. И школы должны терпеть, выполнять решения. Где на этой дискуссии работники МОН? Ждут нового министра. У меня есть предложение к г-ну Калвитису. Можно менять министров в любой области, но если такие бесконечные изменения происходят в образовании, это не хорошо. Стоит подумать, не назначать ли министра образования на четыре года. Это очень важная сфера, и там нужен нормальный процесс. Кто подумал о системе в целом? Моя школа — одна из лучших в стране, у нас средний возраст учителей — 50 лет. Что будет через 10 лет? Это неправда, что не будет учителей, которые преподают на русском языке — я знаю латышскую школу, где нет учителя химии! То же самое — с билингвальным образованием. К реформе надо было готовиться реально и за десять лет до этого знать, что мы будем делать сегодня, завтра, послезавтра.Я согласна с Каспаром Залитисом — школы разделены по языковому принципу. Наша школа находится в Плявниеки, и у нас был совместный проект с латышской школой, которая находится в 500 метрах от нас. Жаль, что мы не познакомились раньше — теперь мы очень хорошие друзья. В том, что школьники разделены на две разные группы, нельзя винить ни учителей, ни директоров, хотя от политиков я нередко слышу: если что-то не в порядке, значит, виноват директор. Мы должны делать эту работу вместе.Элина Фалкенштейна, Рижская еврейская средняя школа: Школа должна иметь больше возможностей выбора. Сейчас школы решают, какие предметы преподавать на латышском, исходя из ресурсов и языковых знаний учителей, а не по принципу «как лучше». Было бы очень жалко потерять хороших учителей в результате такой ситуации.Лаймнесис Бругис, директор Гаркалнской основной школы: Я директор двухпоточной школы. Кое-кто считает, что это наследие советских времен, а на мой взгляд, это — одна из моделей, как добиться принятия взаимоприемлемых решений и как претворять в жизнь билингвальное образование. У нас идеальный вариант: половина учащихся школы — русские и представители других национальностей, половина — латыши. Ключевые слова — это открытость, доверие и отношение. Я тут слушаю и никак не возьму в толк, в чем же проблема. Если все готовы учиться в латышских вузах, значит, проблемы нет. Я думаю, что надо расставить акценты, понять, чего мы хотим достигнуть в целом. Каждому дано свое государство, и в Латвии ситуация такова, что надо предотвратить появление двухобщинного общества. В школах надо развивать билингвальную систему, как одни, так и другие должны идти навстречу друг другу. По своему опыту хочу сказать, что в обществе нет враждебных настроений. Я думаю, что главное — это отношение.Мария Голубева, старший исследователь PROVIDUS: Мы сейчас говорим о разных позициях, а как с конкретными решениями? Какие консультативные механизмы можно было бы использовать, чтобы в будущем у всех заинтересованных сторон было ощущение, что их мнение было услышано? Какое сотрудничество в деле принятия решений возможно на всех уровнях — от государственной политики до школ?Д. Абикис: Я буду говорить о том, что делать, чтобы вовлечь общество, и как добиться, чтобы политики, принимая решения, его выслушали. Хочу привести несколько примеров, ибо я возглавляю комиссию по образованию в двух Сеймах. Прежде всего, принимая решения, надо постараться обсудить их со специалистами в области образования, учениками, учителями. Три примера: введение централизованных экзаменов, перевод ученика в следующий класс, школу можно закончить с двумя неудовлетворительными оценками в средней и тремя — в основной школе. Мы, комитет по образованию Народной партии, до принятия решений встречались с десятками или даже сотнями учителей, чтобы обсудить этот вопрос. Но есть один момент, который осложняет дискуссию политиков с работниками образования, — все мнения обобщить невозможно. Я бы посоветовал представителям русских школ активнее участвовать в Латвийской ассоциации руководителей образования, которая имеет наибольший вес. Директора русских школ там не очень широко представлены, а значит, когда принимается во внимание мнение этой организации, взгляда русских школ на происходящие процессы нет.Александр Красницкий, Dialogi.lv: А может быть, это все-таки вопрос качества демократии? 1 мая около 30 тысяч человек вышли на улицы в знак протеста против реформы. Четвертая часть граждан на последних выборах самоуправлений проголосовала за ЗаПЧЕЛ, а они против реформы. Возникает вопрос: How much is much enough?[1]Р. Марьяш: Жаль, что конкретные вопросы о конструктивных решениях превратились в общие разговоры о демократии. Проблему надо решать конструктивно — не на уровне политической риторики, а на уровне гражданского общества. Надо своими силами развивать сотрудничество организаций, решать проблемы между профессиональными организациями и так далее, поскольку ЕС не поможет нам решить внутренние проблемы.В. Глухов: Боюсь, что предложение повышать активность на школьном уровне трудно осуществить на деле. Наша школа — особый случай, у нас есть хорошо разработанная учебная программа, поэтому не возникает проблем с преподаванием на латышском языке. А что происходит в других школах? Я думаю, что работники школ деморализованы, и в этом случае нельзя ждать от них активных действий. От политики никуда не уйти. Проблемы с Законом об образовании возникли потому, что его не обсудили с обществом. Теперь нам обещали закон о школах национальных меньшинств, который позволил бы исправить положение. Летом было так: мы этот закон обсудим, пригласим представителей меньшинств, ведь существует много зарегистрированных организаций, которых можно было бы привлечь к обсуждению закона. Но где же закон, где его обсуждение и та группа, которая собиралась закон принять? Билингвальное обучение в русских школах стало ругательством. По реферату Лиесмы Осе я вижу: были люди, которые искренне хотели внедрить в школах, новый, возможно, более прогрессивный подход. С такими людьми мы могли бы серьезно говорить о решении проблем. Политики же только мешают такому разговору, в том числе и сегодня.Грустно, что так часто меняются министры образования. Мне кажется, что именно научно-методологический центр мог бы стать тем механизмом, который стабилизирует ситуацию в образовании. Если бы каждое решение, связанное с переменами в образовании, проходило через этот центр, политики не могли бы принимать радикальных решений, исходя лишь из приоритетов своей партии. Чтобы сейчас оценивать влияние на качество, нужна международная экспертиза, и только тогда обе стороны — извините, но у нас сейчас есть стороны, — ей поверят. Майя Упмане, Латвийское объединение родителей VISI: В этом году наша организация провела дискуссии во всех районах, на которых мы спрашивали родителей о проблемах. Проблемы, которые есть в Риге, и близко не стояли к тем, какие существуют в сельских районах. Я согласна, должны быть научные педагогические институты, которые могли бы разрабатывать новые программы, организовывать курсы, решать проблемы. Но нам не хватает прямого разговора с жителями. Надо стимулировать активность людей, развитие школьных родительских советов, которые могли бы информировать родителей, развивать сотрудничество между родителями и школой.М. Голубева: Я очень рада, что сегодня, наряду с проявлениями недовольства, прозвучали и конструктивные идеи о том, как профессионалам и всему обществу в дальнейшем влиять на результаты политики в сфере образования. Есть вещи, на которые могут повлиять, например, примеры хорошей практики, или активная работа родительских советов в школах. Я надеюсь, что мы сможем продолжить разговор и о постановке общих целей в сфере образования, и чтобы эти цели были намечены с участием разных групп общества. На следующих дискуссиях мы предложим вам поговорить о том, как в Латвии ведется межкультурное образование, является ли многообразие признанной ценностью в нашей системе образования, и что можно сделать в сфере сотрудничества латышских школ и школ национальных меньшинств. ———————————————————————————[1] Как много — достаточно много? ———————————————————————————Публикация подготовлена в рамках проекта «Будущее образования национальных меньшинств и межкультурного образования: дискуссия в духе коммуникативной демократии». Проект получил поддержку администрируемой Фондом интеграции общества программы грантов ЕС Phare «Содействие интеграции общества в Латвии». Содержание публикации отражает мнение ее автора, ЕС и Фонд интеграции общества не несут ответственности за содержание любой высказанной в публикации информации и ее дальнейшее использование.