Штаб защиты русских школ, официальный сайт

Штаб защиты русских школ, официальный сайт
Штаб защиты русских школ, официальный сайтВ День Победы принято воздавать почести Неизвестному солдату. В этом году 9 мая цветов у Вечного огня и братских могил будет особенно много. Но за патриотическими речами, венками, юбилейными медалями и официальными церемониями остается в тени трагическая судьба Известного солдата Великой Отечественной. Рядового, который пропахал на пузе от Москвы до Берлина, гнил в окопах, ходил в лобовые атаки, вытаскивал технику из грязи, заволакивал на руках пулеметы на безымянные высоты, лежал часами в снегу под минометным огнем, терял на передовой боевых друзей, получал контузии и тяжелые ранения, но всем смертям назло… выжил.В Латвии таких всего 1236 человек. По спискам. Один из них — Николай Илларионович Пономаренко, инвалид второй группы. В боях под Москвой его так разворотило, что пришлось перенести тяжелейшую операцию. Но один осколок так и остался в нем сидеть.И несмотря на это, он вместе с другом–однополчанином опять сбежал на фронт. И провоевал в артиллерии всю войну до победы.Зато потом Николай Илларионович всю жизнь вынужден ходить в специальном корсете — тяжелое проникающее ранение в лопатку не давало забыть о боли ни на минуту.Последние 10 лет Николай Илларионович пишет во все инстанции, хлопоча не за себя — за товарищей–фронтовиков, которые доживают свой трудный век в нищете и заброшенности. Ветеран всюду доказывает: в высшей степени несправедливо обошлось государство — и латвийское, и российское — с солдатами Второй мировой, у которых война отняла молодость, здоровье, шансы на счастливую судьбу.— Кто были эти солдаты? Мальчишки, призванные или сбежавшие на фронт со школьной скамьи. Меня, например, бросили на передовую в 17 лет. Я не успел получить образования, как и все мои сверстники–фронтовики. Вернулся искалеченным и, понятно, не мог рассчитывать на работу, которая бы обещала какие–то перспективы, карьерный рост.Да что говорить… Личную жизнь война тоже у нас украла. Вот вы во сколько первый раз поцеловались? В восемнадцать? А я в двадцать пять лет. Это еще счастье, что нашлась девушка, которая полюбила меня, калеку, и не побоялась взять на себя обузу. Благодаря жене я потом и учиться смог. Она сидела вместе со мной за одной партой в техникуме и конспектировала за меня лекции — мне ведь и писать тяжело было, и в больницы по нескольку раз в год приходилось ложиться на лечение. Какую я мог сделать карьеру? Но все же я выучился и потом сорок пять лет отработал технологом на Рижском заводе гидрометприборов.А знаете, какую пенсию после войны платили инвалидам–солдатам? До денежной реформы — 90 рублей. Для сравнения: уборщица тогда получала 350, рабочий — 2000 рублей. Я выжил только благодаря родным. При этом инвалиду надо было еще дважды в год проходить ВТЭК — подтверждать группу, хоть ты безногий или безрукий. А у меня нет лопатки. Тоже ясно, что новая не вырастет, но все равно каждый раз направляли на освидетельствование в больницу. Никаких инвалидных удостоверений и льгот тогда не было и в помине. «Ранен при защите СССР» — просто писали в заключении ВТЭК. Эта бумага да «белый билет», где было указано, что я списан с воинской службы вчистую, подтверждали, что увечье получено при защите Отечества.Только спустя десять лет — уже после смерти Сталина — стали давать инвалидность сразу на год. Но лишь в шестидесятых годах инвалиды–фронтовики почувствовали заботу со стороны власти. В 66–м году мне даже выделили «запорожец».Но в начале девяностых независимая Латвия инвалидную пенсию и все льготы у нас отняла, а независимая Россия не дала.В 1993 году Татьяна Жданок организовала встречу группы инвалидов войны с послом РФ в Латвии — тогда им был Александр Ранних. Он обещал нам, что Россия обязательно о нас позаботится, что пенсии героев СССР, кавалеров трех орденов Славы и инвалидов Великой Отечественной, живущих в Латвии, приравняют к пенсиям отставных офицеров СА. Но ничего такого не сделали. Ходили мы на прием и к следующему послу — Александру Удальцову. Он после этой встречи говорил в прессе о нашем отчаянном положении: солдаты–инвалиды ВОВ живут впроголодь. Это была чистая правда. Вспомните тот случай в 1998 году (о нем написали все газеты), когда в Болдерае нашли в своей квартире умершего от истощения ветерана — он лежал в постели в пиджаке, к лацкану которого приколол все свои боевые награды.Я и сам в начале 90–х сидел с женой и дочерью на одной перловке и чае. Писал я о нашей беде и в Госдуму, и в МИД РФ. И получал такие вздорные ответы! Вроде того, что нам положено бесплатное лечение и то, и се. Да это же ложь! Ничего мы, солдаты–инвалиды, не получаем! В отличие от ветеранов–офицеров и бывших военнослужащих СА и российской армии. Я с фактами в руках опроверг каждый пункт отписки, но не получил на свое письмо уже никакого «привета».Тогда я написал комиссару Совета государств Балтийского моря Хелле Дайн. Причем на русском языке. И получил обстоятельное письмо с советом обратиться в Госбюро по правам человека в ЛР. Я написал туда, но просил мне ответить по–русски. Ведь мне надо было довести информацию без искажения до всех моих товарищей. А платить за перевод мне не из чего. Но чиновники–правозащитники сразу окатили меня ледяным равнодушием: мол, отвечать по–русски они не могут. И на этом поставили точку.Я обращался даже к королеве Великобритании. Прочитал ее воспоминания о том, как она вместе с другими англичанами переживала немецкие бомбежки. Она сегодня единственный из всех руководителей европейских государств, кто является живым свидетелем Второй мировой войны. И в связи с этим я просил Ее Величество поднять вопрос о забвении инвалидов–фронтовиков, проживающих в ЕС. Мне ответил ее секретарь. Ответ был вежливый, но отрицательный. Я понимаю — кто такой Пономаренко, кого он представляет? С какой стати королева должна доверять информации неведомого адресата? Вот если бы за мной стоял какой–то авторитетный общественный фонд или негосударственная организация — другое дело. Но нам, инвалидам–солдатам, уже не до общественной активности. Мы уже и ходим–то с трудом, а многие и вовсе прикованы к постели. Вот мой товарищ Николай Пажин — у него нет обеих ног по самый пах, протез тяжелый, носить его он больше не в состоянии, поэтому больше не встает с кровати. Раньше он хоть читать мог, а сейчас уже и не видит. Жена его — тоже инвалид войны, у нее парализована рука. Детей у них нет. Эти люди несли свой крест всю свою жизнь. А сейчас они всеми покинуты.Вот я один такой активный, добиваюсь справедливости для всех оставшихся в живых. Ряды их тают с каждым месяцем — уходят мои фронтовые товарищи.Я уже не знаю, куда еще стучаться, — говорит Николай Илларионович, и голос его предательски дрожит. Но он быстро берет себя в руки. — Когда я смотрю по телевизору клипы, снятые на военные темы, концерты, прославляющие воинов–победителей, мне становится горько. На пропаганду деньги находятся. А на живых людей — нет. Вот недавно мы отмечали 60–летие прорыва блокады Ленинграда. Я тоже защитник Ленинграда. Но кто–нибудь вспомнил обо мне и живых блокадниках?Многие возмущаются, что в Латвии легионерам в этом году добавили пенсию на 50 латов. А почему никто не возмущается тем, что развели по разным категориям бывших солдат и офицеров Великой Отечественной, проживающих в Латвии? Вторым — почет, уважение и материальная поддержка. От РФ отставникам — хорошие пенсии, денежные пособия, путевки в санатории, бесплатное лечение. А солдатам–инвалидам — независимо от гражданства — ничего не положено! Я лично знаю офицеров минобороны РФ — ветеранов войны, которые отслужили весь срок в СА, после отставки еще годы работали на гражданке. И были тогда вполне дееспособными людьми. Но с возрастом здоровье, понятно, ухудшилось. Они поехали в Россию, прошли медицинское освидетельствование в бюро медико–социальной экспертизы г. Пскова и получили дополнительные пенсии уже как инвалиды МО РФ. На бывших солдат Великой Отечественной это не распространяется: Россия нас за своих не признает, а в Латвии статус инвалида ВОВ упразднен.Я являюсь членом совета ветеранов ЛАКЦА Видземского района. От российского военного собеса к одному из праздников нам дали по 10 латов. Спасибо и на этом — при моей пенсии в 87 латов совсем не лишние деньги. Но на руки получил 9,50. Пятьдесят сантимов удержали за брошюрку «Льготы военным пенсионерам». Это что, издевательство? Просто плевок в душу.Николай Илларионович уже дважды приходил к нам в редакцию со своей болью — и пять лет, и два года назад. И мы эту тему поднимали на страницах «Вести Сегодня». Но решили вернуться к ней еще раз — в надежде, что все–таки в канун шестидесятилетия великой Победы власти услышат «эхо минувшей войны» — голос людей, на костях и крови которых эта победа ковалась. То, что официальная Латвия останется глухой, — это ясно. Для наших националов Николай Пономаренко и такие, как он, — «агрессоры». Но России–то не след забывать о русских героях. Хоть и оказались они сейчас не россиянами. 1236 стариков в списке, который составил Николай Илларионович. Формально. А реально их осталось меньше тысячи. Многие за последние годы ушли из жизни. А кто–то стал полным калекой. Спасители мира от «коричневой чумы», преданные забвению.P. S. Эту публикацию мы доведем до сведения всех лиц и учреждений в Латвии и России, способных оказать содействие в решении этой проблемы.