Штаб защиты русских школ, официальный сайт
Штаб защиты русских школ, официальный сайтПризнаюсь, терпеть не могу собраний и манифестаций, но вынужденно хожу на них: просто отчаялась увидеть другие способы спасти для своего ребенка возможность полноценно учиться — на родном языке. Но вот что озадачило: кое–кто из последовательных противников горе–реформы публично отмежевался от Штаба защиты русских школ. Например, Игорь Пименов, много лет возглавлявший ЛАШОР. Что это — малодушие, соглашательство, политический расчет? Чтобы понять мотивы, я решила задать Игорю Пименову вопросы в лоб.— Игорь, ЛАШОР c 1996 года исследовал ситуацию. Вы привлекали экспертов, проводили родительские конференции, предлагали альтернативные программы обучения. Но прямо скажем — результат нулевой. Получается, что вся ваша кропотливая работа была бесполезной? — Она не была бесполезной. Год назад мы провели манифестацию на Эспланаде, потому что убедились: главным доводом является не мнение международных экспертов и профессионалов и не конференции, а демонстрация массового спроса на образование на русском языке. Мы не враги этого государства, мы — обыватели, желающие воспроизвести себя в своих детях и внуках.Сегодня штаб отражает возросшие протестные настроения среди потребителей и заказчиков образования на русском языке. Все уже хлебнули билингвального образования. Все убедились, что государство игнорирует все возражения и альтернативные предложения.— Однако только с появлением штаба власти вдруг стали рассматривать ЛАШОР как партнера, с которым можно вести диалог. А где ж они были все эти 8 лет? — Парадокс в том, что каждый вновь приходящий министр все начинает заново — знакомится с аппаратом министерства, с оппонентами, с общественными организациями. И с Пименовым тоже. Каждый заново «осваивает материал».— Тебя не выбрали в правление ЛАШОР. Значит ли это, что ассоциация стала более радикальна, чем ее председатель? — На самом деле я был дважды выдвинут в председатели правления на нашем последнем отчетно–выборном собрании. Но отказался, потому что был не согласен с предложенной резолюцией о безоговорочной поддержке акций штаба. Я был за то, чтобы отношение к каждому конкретному мероприятию мы определяли в зависимости от его целей, задач и средств. Чтобы не стать заложниками акций штаба.— Но большинство в ЛАШОР поддержало штаб. Вероятно, твои единомышленники признали исчерпанность старых методов? — Годами только ЛАШОР противодействовал переводу образования на латышский язык. «Равноправие», ПНС только констатировали положение. В самом начале — еще в 95–м году — против реформы возражала только Татьяна Жданок. И написала очень неплохие материалы в газеты. Но реальную работу с родителями вели только мы. Но позже в дело вступили партии, имеющие неизмеримый административный ресурс (депутаты в сейме, в Рижской думе, аппарат партии, помещение, деньги). И главное, люди, которые могли заниматься этим в свое рабочее время. В ЛАШОР были люди разных политических убеждений. Нас объединяло только одно: желание, чтобы в Латвии детям можно было учиться на русском языке. Но когда пришли политики, эти различия начали проявляться.— Реформа, которая проводится в политических целях, закономерно политизировала и ее противников. Инициатива перешла к тем, кто все эти годы наиболее последовательно отстаивал права русскоязычного населения в «общем пакете» — ЗаПЧЕЛ. Но ведь никакая другая политическая сила не пыталась вырвать у них это знамя из рук. — Я пытался работать с разными партиями, в том числе и с ПНС. Не получилось.— Штаб обвиняют в использовании детей в политических целях. А у тебя к школьным протестам какое отношение? — Почему появились школьники на манифестациях? Штаб осенью прошлого года стал создавать комитеты защиты школ из родителей. Их было всего 6 или 8. И когда эти комитеты стали призывать к забастовкам, реально откликнулись не родители, а старшеклассники. Штаб стал работать с теми, кто откликнулся на его призывы. И если бы штаб упустил инициативу, подростки вышли бы из–под контроля. Что было бы намного хуже. Но разговоры о «политизации» детей — это лицемерие. Если человек в подростковом возрасте не научился защищать свою точку зрения, ему будет очень трудно это сделать, когда он будет взрослым. Но только родители должны понимать, кто стал кумиром их ребенка. Я читаю интервью с одним из руководителей штаба в газете «Образование и карьера», где он, нахваливая одну девочку–активистку, говорит, что она «умеет не обращать внимания на чужую правду». Это нравственность гитлерюгенда.— Один лидер — еще не весь штаб. Но если штаб, по–твоему, идет не тем путем, то что ты предлагаешь? — Если государство игнорирует все протесты и компромиссы, у заказчика образования остается одна–единственная возможность противодействия — игнорировать в ответ на игнорирование. То есть игнорировать систему образования, которую навязывает государство. Но бойкотирование занятий — это очень серьезное мероприятие, которое предполагает очень высокую степень консолидации. И не школьников, а родителей. Бойкотирование должно вестись гражданским обществом. Это серьезная, кропотливая работа. Но последнее, что можно противопоставить, — это пустые школы. Год начинается, а детей нет. Реально — на всех школьных этажах пусто.Когда можно эту пустоту показать телевизионным камерам. Но важно вот еще что понять. Власть — не монолит. Это спектр, где есть либералы и демократы, космополиты (в том числе латыши) и националисты, которые цинично используют латышскую ксенофобию. Надо искать среди своих противников тех, кто может помочь в достижении результата. Я знаю реальных людей, с которыми надо разговаривать, и я это делаю. Это первое. У нас нет никаких иллюзий в отношении этого государства. Но правда заключается в том, что это государство считают своим завоеванием огромное большинство латышей. И любое нежелание вести диалог с государством воспринимается латышами как выпад лично против них.— А мы не подменяем причину и следствие? Ведь именно национальное государство, обретя мощный административный ресурс, может позволить себе нас не замечать. — Когда я говорю «диалог», я имею в виду диалог с латышским избирателем. Я понимаю, что в такой ситуации нами будут пытаться манипулировать. В том числе и ЛАШОРом, и Пименовым. Но если такого разговора не будет, наши шансы чего–то добиться будут меньше.— Как вести диалог с простыми латышами? Противникам реформы–2004, несмотря на все попытки, не удалось пробиться на страницы латышской прессы. — Это половина правды. Идеология штаба: разговор с государством можно вести только с позиции силы. Только языком ультиматумов.Перевод школ на латышский является фрагментом латышской национальной революции. Невозможно решить вопрос с нашими школами, не урегулировав эти отношения. Но штаб и ЗаПЧЕЛ не хотят разбираться с интересами латышей. Они считают, что государство само разберется, — оно для этого было создано. А мы защищаем русских. Но мы заинтересованы выстроить грамотную эшелонированную защиту своих интересов. И для этого надо понять и латышей. Если цель реформы — защита латышского языка, ну давайте поговорим вместе с латышами об этом. Но, может, есть другие средства, кроме перевода школ на госязык?Любая проблема в стране может быть разрешена, если она разрешается в интересах всех. Только тогда сохранятся русские школы, когда это будет и в интересах латышей. У нас крохотная страна — невозможно тут стоять только на своем пятачке.— Спасибо за откровенный разговор.